— Итак, решением общего собрания композиторов и музыковедов столицы учрежден Союз композиторов Москвы. Одна из крупнейших городских организаций утвердила свою автономию в рамках СК СССР. Что послужило тому причиной? Какие цели преследовала данная акция?
— Стремление к совершенствованию структуры, обновлению форм творческой работы существовало в нашем союзе всегда. Но реальные возможности для подобных процессов могли возникнуть лишь в атмосфере глубоких общественных сдвигов, изменения психологии людей.
Почему окончилась неудачей недавняя попытка выработать новый проект Устава СК СССР? Потому что здание начали строить с крыши. Не получилось. Стало очевидным, что прежде следует решить вопрос творческой и экономической самостоятельности республиканских, а также крупнейших городских организаций, таких как Московская, Ленинградская и Киевская, а уж затем осмысливать принципы их объединения на федеративной основе. Но к моменту выборов председателя московского правления идея независимости, как говорится, уже носилась в воздухе. Потребовалось какое-то время для ее осмысления, потребовалась большая подготовительная работа. Ведь любая реформаторская деятельность предполагает огромную ответственность: как у медиков, — прежде всего не навреди! В процессе коллективных обсуждений, в которых, подчеркну, принимали участие, кроме членов правления, и многие заинтересованные в том композиторы и музыковеды, постепенно формировалась наша общая позиция, и на каком-то этапе мы почувствовали: надо переходить к конкретным действиям. Опубликовали проект положения о новом статусе нашей организации в информационном бюллетене «Московский композитор», после чего провели анкетирование. Результаты превзошли все наши ожидания. Подавляющее большинство (за исключением семи человек) высказали свое положительное отношение к проекту — убедительное свидетельство, что то не была реализация аппаратной выдумки. Проблема давно уже требовала естественного разрешения. И это я расцениваю как большое достижение. К предстоящему съезду СК СССР мы придем с новыми, уже апробированными формами экономической и творческой деятельности.
— Честно говоря, я не улавливаю особой разницы (разве что в названии) между старой и новой структурой. Те же союз, правление, комиссии...
— Конечно, союз продолжает пока оставаться достаточно забюрократизированной организацией. Пока у нас больше намерений, чем реальных достижений. И я не переоцениваю того, что сделано или намечено к осуществлению в ближайшем будущем. Предстоит огромная работа, рассчитанная на длительную перспективу. Новые формы деятельности СК Москвы помогут, как мне кажется, улучшить в нем творческую атмосферу.
Инертность и безынициативность многих из нас основывалась на убеждении, что лично от тебя ничего не зависит, все решается кем-то другим за обитыми дерматином дверьми. И тот, кто вознесен высоко, либо не совсем хорош, либо, получив все, что хотел, оторвался от жизненных реалий, забыл о фактическом бесправии своих коллег. Лично я прекрасно помню свои ощущения: вступив в союз в 1968 году, не очень-то стремился на улицу Неждановой, 8/10. Правда, концерты в ВДК посещал регулярно, это мне было близко и понятно. Но о чем и, главное, с кем (хотя в основном здесь работали достойные люди) можно было разговаривать в союзе? Не приходило в голову обсуждать вопросы сугубо творческие, которые обязательно встают перед любым художником. Дальше проблемы расписывания голосов того или иного произведения фантазия никогда не шла.
Когда все члены нашей организации, а не только избранные в правление, поймут, что и от них многое зависит, лишь тогда наш союз станет по-настоящему творческим. К сожалению, не все еще это осознали. Приведу простой пример. Неоднократно в последнее время на наших собраниях говорилось о праве композиторов Москвы на самые разнообразные объединения с декларацией своих эстетических платформ, стилистических пристрастий, устройством концертов, дискуссий. При этом правление обещало полную моральную и финансовую поддержку любым начинаниям. И что же?.. Пока наши призывы не дали никаких результатов. Активно работает лишь Лаборатория третьего направления. В этом году состоится цикл симфонических и камерных концертов — фактически фестиваль музыки Лаборатории, на который приглашены и единомышленники из прибалтийских республик, и зарубежные гости.
Я должен сказать, что в композиторской среде такая деятельность оценивается достаточно ревниво, ведь на подобные мероприятия мы затрачиваем немалые средства, арендуем лучшие концертные залы (например, зал имени
— Можно ли понять вас так, что чувство творческой самостоятельности и независимости ослабит нетерпимость к инакомыслию?
— Трудно прогнозировать будущее: как мне думается, в определенный момент подобные групповые настроения могут даже усилиться. Когда полностью и, надеюсь, безвозвратно уйдет ощущение, что поддержку находит некая официальная линия развития искусства, что данный руководитель одобряет лишь течения, близкие лично ему, когда художник не будет испытывать никакого притеснения, — тогда главными станут честный творческий спор, соревнование талантов при условии равных стартовых возможностей для высказывания. Утверждение атмосферы доброжелательства ко всем без исключения — одна из важнейших задач Союза композиторов как общественной организации.
Скажем, мы не можем помочь композитору А. или музыковеду Б. написать свои работы лучше, чем они в состоянии это сделать. Но мы должны способствовать созданию так называемой обратной связи: А. — услышать свои сочинения в концертном зале, Б. — встретиться с аудиторией или с читателем. Определенный потенциал изначально есть в каждой личности; цель союза — способствовать его максимальному раскрытию, тому, чтобы художник состоялся.
И еще одно мне представляется необычайно важным — признание права на ошибку. Рассудить, где победа, а где поражение, оказывается, как показал наш горький исторический опыт, вовсе не легко: то, что еще совсем недавно усердно клеймили, сегодня мы называем художественным прозрением... Все, о чем я сейчас говорил, невозможно в условиях дефицита и системы, владеющей его распределением. А что является для нас таким дефицитом? Возможность быть исполненным, услышанным, напечатанным. Если каждый член союза будет обладать всем этим, творческая обстановка в нашей организации начнет нормализоваться.
— Что же, по-вашему, следует предпринять?
— Вопрос поставлен не совсем точно: основа уже определена. Самостоятельность Московского союза отныне имеет материальное подтверждение. Так, в 1990 году те средства, которые ранее отчислялись через ВААП за концертно-зрелищную работу по Москве в Музфонд СССР, поступят непосредственно к нам, что совершенно справедливо: деньги, заработанные в определенном регионе, направляются на дальнейшее развитие музыкальной культуры того же региона. По предварительным подсчетам эта сумма составляет свыше миллиона рублей на данный календарный год.
Если раньше любой республиканский союз выступал в роли иждивенца-просителя у Музфонда, и тот руководитель был лучше, кто мог вытянуть из центра побольше средств, то сейчас все коренным образом изменилось, и в первую очередь — планы. После уточнения финансовых возможностей организаций, формирования централизованного фонда выяснилось, что вести обширнейшее капитальное строительство, задуманное Музфондом СССР, практически не на что. Благотворное, отрезвляющее действие подобных подсчетов, по-моему, очевидно. И наше московское правление должно будет много раз подумать, прежде чем решить, как и на что тратить деньги.
— И все-таки основные направления финансовых затрат, наверное, определены?
— Конечно. Как я уже говорил, одна из самых болезненных проблем для Композитора — исполнение его музыки. Согласитесь, даже такой представительный фестиваль, как «Московская осень», не решает всей этой проблемы. Поэтому-то в мае минувшего года прошла первая «Московская весна», посвященная популярным жанрам (ранее им отдавалось лишь несколько концертов в рамках «Осени»). Жанровое разделение оказалось плодотворным. Программы обоих фестивалей стали более стройными и разнообразными. Впервые на одиннадцатой «Осени» по-настоящему весомо был представлен музыкальный театр: подготовлено четыре оперных спектакля и вечер хореографических миниатюр. В отдельном концерте звучала духовная музыка московских композиторов. Да и о симфонических и камерных программах можно сказать немало добрых слов, в чем заслуга фестивального комитета, возглавлявшегося
Как вы помните, на предыдущих фестивалях всемерную поддержку исполнителей, слушателей и критиков получила тема наследия. Мы посчитали необходимым продолжить работу в этом направлении. В настоящее время создана и под руководством М. Ермолаева успешно работает специальная комиссия. Подготовлен и план нового фестиваля, на котором будет исполнена музыка ушедших композиторов самых разных эпох, включая период до наполеоновского нашествия. Вряд ли следует кого-то специально убеждать, что нам необходимо знать своих предшественников, отчетливо представлять, как развивалась московская композиторская школа, наследниками которой мы себя считаем.
И наконец, упомяну о намеченном на апрель фестивале музыки для детей и юношества, а также, помимо очередной майской «Весны», о международном джазовом фестивале.
Мне не хотелось бы, чтобы создалось впечатление о неком «фестивальном синдроме» московского правления. Предвижу и обвинение в том, что мы погнались за валом, исполняем всё и всех. Это не так. Действительно, мы стараемся охватить все сферы современного (и не только) художественного процесса, полагая, что самая разнообразная продукция, в том числе и творческая,— от коммерческих до элитарных форм — найдет своего «потребителя», будет востребована. В этом я вижу принципиальную разницу с фестивальной практикой союза совсем недавнего прошлого. И хотя уже стало банальностью ссылаться на западный опыт, тем не менее он показывает: пресловутого «среднего слушателя», на которого ранее была рассчитана та же «Московская осень», не существует, а есть конкретные группы любителей разной музыки.
Конечно, новые формы концертной работы не отменяют ставших традиционными симфонических собраний, заседаний клубов в ВДК, оркестровых прослушиваний для молодежи. В этом году к ним добавился абонемент из двадцати шести концертов в гостиной дома Шуваловой — небольшом уютном зале, где звучат камерные сочинения московских авторов.
— Пока речь шла о планах применительно к композиторскому творчеству. Вызывает ли беспокойство у правления нынешнее состояние дел в области музыковедения?
— Несомненно. Бюро комиссии музыковедения и критики, которое возглавляет М. Тараканов, совместно с издательством «Музыка» предполагает — и это реально — выпускать ежегодные сборники статей наших музыковедов. Первый такой сборник уже готов. Думаю, особенно это важно для молодежи, которая сталкивается с немалыми трудностями в публикации своих работ.
В целом, проектов, в чем-то уже осуществленных, и замыслов много.
— Хотелось бы знать — каких, помимо уже названных?
— Известно, что сентябрьский пленум постановил создать при СК СССР всесоюзную филармонию, где будут симфонический и камерный оркестры, хоровые коллективы, ансамбли. Надо ли говорить, насколько важным представляется данное решение! Но это не исключает деятельности исполнительских сил и при Москрвском союзе.
— «Российская ассамблея», ансамбль из восемнадцати солистов СК РСФСР, уже развернул концертную работу...
— У нас также разработан проект создания своего балетного коллектива («Содружество» — московские композиторы и балетмейстеры) из 16—20 артистов. Есть и другие планы, рассказывать о которых, может быть, несколько преждевременно. Но я хотел бы затронуть еще один очень важный вопрос.
Недалеко от ВДК, близ Столешникова переулка сохранился чудесный особняк XVIII столетия. Если Моссовет пойдет нам навстречу, то СК РСФСР и Московский союз получат музыкальный центр в самом центре города. С учетом нескольких прилегающих зданий мы могли бы разместить там и зал камерной музыки, и слушательские клубы, выделить помещения для фольклорных коллективов, для репетиционных комнат. Система стеклянных перекрытий позволила бы сделать концертными площадками и миниатюрные дворики. Полагаю, город только выиграл бы от всего этого.
Как видите, проблемы насущные, наболевшие, и их необходимо быстро решать. Есть и другие, не менее важные. Это и жилье (многие наши коллеги находятся в чрезвычайно стесненных условиях), и материальное обеспечение композиторов, музыковедов и их семей. Вот сравнительно недавно на одном из заседаний правления рассматривался вопрос о доплатах к пенсиям трем вдовам московских композиторов. Приняв во внимание непростую судьбу этих женщин (все они — участницы войны, одна была репрессирована), мы посчитали возможным решить его положительно.
То же самое сделано и в отношении трех бывших сотрудниц Московского союза, проработавших в его системе свыше 30 лет.
— По сути, обобщая вами сказанное, можно сформулировать концепцию деятельности Московского союза, основу которой составляет творческая, экономическая, социальная и правовая защищенность каждого члена организации. Так?
— В принципе так, но, к сожалению, в сложившейся структуре правовые гарантии пока еще начисто отсутствуют. А между тем зарубежные творческие сообщества, в чем-то близкие нашему, прежде всего занимаются охраной авторских прав.
Почему мы так остро ставим проблему наследия? Потому что оно никем и ничем не защищено. Его можно забыть (что и произошло), уничтожить или просто сгноить в каком-нибудь архиве, где постоянно протекает крыша и до этого никому нет дела.
— Вспоминается почти полностью уничтоженный архив
— Конечно, когда не действуют законы, начинаются анархия и разрушение. Особенно остро я почувствовал пропасть мужду тем, как обстоят дела в этой области у нас, и нормами, принятыми во всем цивилизованном мире, во время контактов с представителями известной беляевской фирмы. Митрофан Петрович Беляев, будучи мудрым человеком, основал свой фонд в Германии не потому, что заботился о пропаганде русской музыки за рубежом, а потому, что условия охраны авторских прав в конце XIX столетия были там наиболее прогрессивными и выгодными.
— А в связи с чем у вас возникли такие контакты?
— В композиторской среде давно уже зрело недовольство деятельностью ВААП. Носились какие-то слухи, отчасти порожденные недостаточной нашей информированностью. Была организована комиссия, которая работала на протяжении нескольких месяцев. Входил в нее и я. Интересовались мы, в частности, и системой договоров агентства со своими партнерами. Оказывается, многие известнейшие издательства мира обращаются в ВААП с целью публикации, исполнения и рекламы советской музыки. Но получают отказ. Так, фирма «Peters», куда составной частью входит и
Так возникла идея создания Международного отдела всесоюзного издательства «Советский композитор» по авторским правам (сокращенно МОВИСКАП). Новое агентство, не дублируя всех функций ВААП, будет осуществлять экспорт авторских прав советских композиторов на участки зарубежного рынка, еще не охваченные нашими контактами. И это лишь начало работы в данном, широко перспективном направлении.
— А какими вам представляются отношения Московского союза с республиканскими организациями? Не приведет ли автономия к изоляции?
— Если общество болезненно воспринимает любую центробежную тенденцию, то это плата за ошибки прошлого. Лишь когда мы наведем порядок в собственном доме, встанет вопрос о полноценных контактах.
Часто сегодня приходится слышать сетования: дескать, как много хорошего было у нас раньше, какие замечательные пленумы, фестивали — праздники советской музыки, демонстрировавшие ее многонациональное единство! Но ведь все эти мероприятия, боюсь, не выдержали бы серьезной критики, если б она тогда существовала (хотя в последние годы раздавались критические голоса со страниц и «Советской музыки», и массовой прессы). Характерно, что подобные акции были типичными для всех творческих союзов, да и для стиля нашей общественной жизни в целом: не единство, а некое формальное единообразие, верность схоластическим идеалам социалистического реализма — вот что требовалось и с избытком преподносилось властям. Кстати, формализм и сегодня присутствует во многих наших мероприятиях. Избавиться от него, начать, как говорится, с чистой страницы — будет первым важным шагом вперед. А уж затем встанет вопрос, на каких основаниях нам сотрудничать. Главное, по-моему, — заинтересованность и добровольность в республиканских контактах. Честно говоря, я не опасаюсь, что наши отношения будут разрушены. Мне кажется, они приобретут новое содержание, и наш пока небольшой самостоятельный опыт подтверждает это. Например, на Ленинградском международном фестивале музыки молодых композиторов исполнялись произведения авторов из республик и Москвы. По договоренности с Львовской организацией осуществлена серия обменных концертов. Кстати, я не упомянул еще об одном фестивале, «Панорама», который задуман как серия из десяти авторских вечеров в гостиной дома Шуваловой. В этом году наряду с москвичами мы пригласили Е. Станкевича, Я. Ряэтса, А. Волконского (Франция), В. Калабиса (ЧССР).
— Как складываются отношения Московского союза с центральной массовой печатью?
— Отвечу одним словом — плохо. Поэтому и здесь приходится рассчитывать на свои силы. Радует возросший — до ста тысяч! — тираж «Российской музыкальной газеты». Недавно в метро я с удовольствием наблюдал, как несколько молодых людей с увлечением читали ее. Быть может, со временем новые газеты союза, помогут ликвидации хронического дефицита музыкальной информации.
Раз уж мы заговорили о печати, позвольте мне высказать несколько критических замечаний в адрес «Советской музыки». Несомненно, журнал стал интереснее. Однако этого, как мне кажется, недостаточно. Конечно, «Советская музыка» ориентирована на специалистов — композиторов, музыковедов, преподавателей вузов и училищ. Вопросы композиторской техники, эстетики, поэтики творчества, исследования современного мирового художественного процесса, разнообразные аспекты профессионального мастерства, новые музыковедческие концепции, оригинальные взгляды на известные явления, — вот ориентировочный круг интересующих специалиста проблем. Не могу сказать, что подобных материалов нет на страницах журнала. Но нередко они теряются в потоке исходной многопрофильности. В результате создается пестрое впечатление — обо всем понемногу. Как этого избежать? Тут руководству журнала предстоит, несомненно, большая работа.
Я убежден, что нам необходим и другой журнал, обращенный к массовому читателю, к молодежи. Он мог бы стать органом ассоциации популярных жанров, — кто знает, и такое объединение не исключено в будущей структуре нашего союза. Необходимость умело и гибко проводить воспитательную работу, не игнорируя те художественные явления, которые кому-то из нас не близки, я почувствовал, когда побывал минувшим летом на одном из международных рок-марафонов, устроенных музыкальным центром Стаса Намина в Лужниках. Простояв десять часов в стотысячной толпе, я понял, что это свой интересный мир, свое искусство. К нему можно относиться по-разному, но союзу не следует игнорировать увлечения миллионов.
Так или иначе, нужна некая реформа музыкальной печати. Впрочем, это мое личное мнение. Конечно, есть и другие.
— А как сочетаются два рода деятельности Георгия Дмитриева — композитора и должностного лица, реформатора-радикала?
— Не буду скрывать, осуществлять руководство Московским союзом в тот момент, когда требуется его реорганизация в соответствии с потребностями времени, дело нелегкое, но по-своему очень увлекательное. Что же касается соотношения с моей композиторской работой, отказаться от нее для меня невозможно, хотя, безусловно, ситуация осложнилась. Правда, обстоятельства моей жизни сложились таким образом, что у меня и ранее не было особо благоприятных условий для занятий. Тридцать три квадратных метра на семью из четверых человек, где все музыканты: жена — певица, двое детей учатся в ЦМШ на фортепианном отделении. Добавьте сюда соседский телевизор, и картина примет законченный вид. В результате я выучился писать без инструмента. Единственное, что мне требуется — тишина и хотя бы немного уединения, впрочем, и это сейчас достаточно проблематично. Тем не менее данные условия дисциплинируют, фактически жизнь подчиняется главной задаче — изыскать возможность поработать. По-своему это полезно.
— Ценю ваш оптимизм...
— Тем не менее, кое-что удалось сделать в этом году. Завершил Третью симфонию, написал кантату «Стенька Разин» для двух солистов, ансамбля ударных инструментов и магнитной ленты на стихи М. Цветаевой, вокальный цикл «Семь детских стихотворений О. Мандельштама», несколько духовных хоров. Не могу сказать, в чем тут причина (ведь творческий процесс — дело глубоко интимное), но как музыкант чувствую, что стал писать более просто. И это не начало какого-то нового этапа — для меня всегда было естественным сосуществование разных течений, — а скорее возвращение к тому направлению, от которого отклонился ради освоения современных техник композиторского письма. Я не мог бы себе простить любой профессиональной неясности.
— Можно сказать, «период искушения» для вас уже прошел...
— Скорее, период внутреннего самоутверждения. Появилось ощущение свободного выбора. Меня самого немного удивляет, что в одно и то же время я могу использовать совершенно различные средства в зависимости от поставленной художественной задачи. Скажем, Третья симфония, сочинение достаточно сложное, в русле Второй симфонии. Скрипичного концерта, «Киева». A «Stabat mater dolorosa» или духовные хоры я написал иными, самыми экономными средствами. К тому же ощущение простоты, точно так же, как и сложности, всегда процесс потаённый, требующий на то полного внутреннего согласия.
Недавно на радио прошла передача, посвященная моей музыке. В нее вошли двенадцать или тринадцать сочинений, прозвучавших во фрагментах. И я взглянул на себя как бы со стороны. И знаете, это может нравиться или нет, но исключительно важным было почувствовать, что все это написано одной рукой, укладывается в некий общий контекст.
— Как я понимаю, сейчас у вас благоприятное творческое время, период подъема...
— Оставим подобные оценки на долю критиков и слушателей. В одном я убежден: подъем там, где есть работа. Надо работать.
— И все-таки в качестве постскриптума вопрос вновь к председателю. Союз или профсоюз? И нужен ли союз?
— Союз нужен. Нужен гибкий, меняющийся, совершенствующийся союз. То, что намечено, вовсе не окончательный вариант, это один из первых шагов в будущее союза.
Союз нужен по одной простой причине. Каждый художник всегда мечтал о духовном, идеальном братстве, о взаимопонимании. Союз необходим, чтобы сделать жизнь музыканта более полной и содержательной. Союз необходим, чтобы мы могли прямо и непосредственно общаться с теми, для кого работаем, — нашими слушателями. И все это требует определенных организационных форм. Они должны и будут меняться. Но в самой необходимости союза, по-моему, трудно сейчас усомниться.
— Вы действительно верите в идеальный образ творческого братства?
— Да, это единственное, что оправдывает для меня пребывание на посту, от которого кое-что зависит.
Беседу вела Е. Власова