Музыка Софии Губайдулиной - это и мир Большого Человека, с его «умножением душ», и мир тончайших ощущений, того главнейшего в искусстве «чуть-чуть», о котором говорили Карл Брюллов и Лев Толстой. Для Губайдулиной, человека верующего и космически созерцающего внеземные образы религии, — причем не только православно-христианской, но и любых народов мира,— очень важны идеи всесветности и вечности. И эта вездесущность, словно древнекитайское Дао, живущее и на небе, и на земле, поддерживает высоту духа в каждом ее сочинении. В то же время музыка Губайдулиной пронзительно человечна, воспринимается всеми нервными токами и какими-то внутренними, подкожными вибрациями. Она наполнена «вздохами», «придыханиями», «стонами», «смехом», «плачем», «дрожью», «трепетом», — всем спектром оттенков глубоко переживающей души. Эти парадоксальные в своем единстве космически-душевные свойства музыки представляются композитору незыблемыми, данными раз и навсегда: «Мне кажется, что музыка никуда не развивается, она просто звучит, как звучит Мир и Душа».
Видимая суть ее произведений состоит в контрасте, невидимая — в объединении. Губайдулина говорит: «Контраст, разрыв на две ипостаси дан мне от рожденья. Мой отец — татарин, мать — русская, я принадлежу сразу двум мирам, Востоку и Западу». В произведениях ее неустанно контрастируют идеи «согласия» и «разногласия», «живого» и «неживого», «светлого» и «темного», «шума» и «тишины», «чета» и «нечета», бытия «здесь» и «там». И в этих, казалось бы, извечных антиномиях присутствует в то же время дух XX столетия, эпохи взвинченных, опаленных нервов. Когда однажды Губайдулину спросили, что ей нравится из эстрады, она ответила: «например, Эдит Пиаф, Луи Армстронг, негритянский спиричуэл, одним словом, все, в чем присутствует трагизм». Исходный же в ее жизненном пути контраст Запада и Востока она сознательно преодолевает, так что синтез черт мышления этих регионов мира красной нитью проходит сквозь все ее творчество. От Запада она берет принцип дуализма, противостояния человека и мира, напряжение драмы, от Востока — принцип монизма, слияния человека с миром, статику мед итативн ости. И над всеми глобальными противостояниями возвышается в ее музыке незримая сила спасительного единения. Композитор говорит: «Я религиозный православный человек и религию понимаю буквально, как re-ligio — восстановление связи, восстановление Legato жизни. Жизнь разрывает человека на части. Он должен восстанавливать свою целостность - это и есть религия. Помимо духовного восстановления нет никакой более серьезной причины для сочинения музыки».
Софию Губайдулину как русского композитора XX века сравнивают с крупнейшими русскими поэтессами столетия — Мариной Цветаевой и Анной Ахматовой. «Гигантский шаг души»,— вот общий знак их судеб. В области же сочинения музыки, столь традиционно не женской, Софию Губайдулину можно назвать самым крупным композитором из всех женщин, когда-либо создававших музыку. И по поводу креативной роли женщины в XX веке у Губайдулиной сложилась своя концепция. По ее мнению, для творческого раскрепощения женщины в данном столетии возникли какие-то тайные поводы, связанные с эзотерической стороной культурного бытия. Не переживает ли западноевропейская культура, которая по существу является культурой мужской, тот новый момент в своей эволюции, когда она может искать комплементарного соединения с неким свойством, имеющим противоположный знак?
Как создатель, автор, творец музыки, Губайдулина словно святыню лелеет свободу: «Быть свободным человеком абсолютно необходимо; независимо от того, выгодно это или нет, необходимо сохранять свои убеждения, увлечения. Свобода — это возможность сполна реализовать свою сущность, прислушаться к себе, к тому, что личности дано в ситуации истории. Как скрипачу, пианисту, чтобы иметь хороший звук, надо иметь свободные руки, так композитору или писателю надо иметь совершенно свободную душу». И чудесным откровением для Софии Губайдулиной как композитора стала проникновенная мысль се любимого философа Николая Бердяева — о том, что творчество продолжает дело Творения.
Валентина Холопова