...Слава (а именно так называют во всем мире прославленного мастера, выказывая тем самым любовь, уважение и симпатию к Мстиславу Леопольдовичу Ростроповичу) всегда играл много современной музыки. В конце же 50-х — начале 70-х годов по его инициативе почти все ведущие советские композиторы написали для него виолончельные концерты: Д. Шостакович, А. Хачатурян, Б. Чайковский, М. Вайнберг и многие другие. Я уже не говорю о Концерте-симфонии С. С. Прокофьева, созданном ранее и явившемся как бы их совместной работой.
       Слава умел зажигать людей. Его увлеченность, горение, бьющий через край темперамент захватывали всех окружающих, и, конечно, каждый композитор мечтал (и мечтает) о том, чтобы его произведение попало в руки гениального музыканта.
       В числе многих авторов я тоже получил от него предложение написать концерт. Можете себе представить, с каким волнением садится композитор за работу для такого человека, и как часто случается, что, когда вы особенно стараетесь, просто мечтаете об удаче, фортуна, так сказать, с безжалостным равнодушием от вас отворачивается. Так вот, во времена своих поисков, мучительных и безрезультатных, я иногда встречал Славу и на его вопросы о том, как идет сочинение, мямлил что-то об этих самых поисках. Но потом вдруг (а это всегда «вдруг») образовалась искомая (в моем, разумеется, представлении) интонация, и работа над концертом стала быстро продвигаться. Основная тональность не была лучшей для виолончели — си-бемоль (в разных модальных наклонениях). Но именно эта тональность выражала сочиненную музыку. Уже вырисовывалось целое, оставалось только записать музыку, но в тот самый момент меня попросили поехать на какой-то пленум. Отказаться было неловко, и я поехал (в то время память у меня была хорошая, весь концерт я держал «в голове», так сказать, и считал, что это прочно зафиксировано). Но на ту поездку налезли еще какие-то неотложные (?!) дела. Словом, все стерлось. Даже совсем небольшие наброски (в нотации вполне бессвязные) исчезли. Опус не состоялся. Альфред Мюссе говорил: «Одно вовремя записанное слово стоит вороха запоздалых воспоминаний»...
       У меня, правда, есть и записанные, нотированные сочинения, которые исчезли и не восстановлены. Это Пассакалия для органа (памяти Н. Я. Мясковского), которую Г. Гродберг играл в Большом зале консерватории на концерте памяти Николая Яковлевича. Но Гродберг, по его словам, потерял ноты. Я это вначале принял за шутку и не восстановил музыку по памяти. А потом и совсем забыл, за исключением начальных двенадцати тактов, которые процитировал в Альтовом концерте. Такая же участь постигла «Прелюдию, adagio и фугу» для флейты и кларнета без сопровождения. Исполнители эту пьесу тоже потеряли, хотя она и многократно исполнялась.
       Не так давно я говорил по телефону со Славой (он находился в Вашингтоне, а я в деревне Устье, близ Старой Рузы). Был обрадован его живым голосом, прежними интонациями и его неиссякаемым остроумием. И мне очень захотелось написать для него — наконец-то! — концерт. Конечно, абсолютно новую музыку, от той ничего не осталось. Правда, по телефону я ему ничего об этом не говорил. Всякое бывает: наобещаешь — не получится...
       В июле в Доме творчества в Иванове я написал Концерт за двадцать дней. Конечно, Слава незримо «присутствовал» при сочинении, тем самым «очень мешал» (проклятая ответственность!), но, естественно, интонационно и динамически материал «готовился» для Славы, и это двигало воображение. Я старался передать в произведении его характер, натуру. Его суть. Кстати, Славина и Галина монограммы, использованные в сочинении, оказались весьма интересными:

       Я послал концерт Славе на вашингтонский адрес. Сочинение посвящено ему, а это означает, что он может его выбросить тут же в мусорный ящик, или... словом, поступить с ним так, как ему заблагорассудится. Вообще, любой исполнитель не обязан играть пьесы, ему посвящаемые. Мало ли чепухи пишет наш брат, да еще обязательно и «посвящает».
       Все же я писал этот концерт с увлечением и рад, что смог (хотя и с большим опозданием) выполнить свое обещание.

Андрей Эшпай

ОТ РЕДАКЦИИ

Когда настоящий номер был уже в производстве, пришло радостное известие: Президиум Верховного Совета СССР восстановил в гражданстве СССР М. Л. Ростраповича и Г. П. Вишневскую. Одновременно признан утратившим силу Указ Президиума Верховного Совета СССР о лишении их государственных наград и почетных званий Народных артистов СССР. Справедливость восторжествовала.
       Остается лишь добавить, что за восстановление справедливости несколько лет боролись многие представители советской интеллигенции. В их числе и группа выдающихся деятелей культуры, открытое письмо которой в Президиум Верховного Совета СССР наш журнал публиковал в № 6 за 1989 год. Среди подписавших письмо был Андрей Дмитриевич Сахаров.