Имя Леонида Леонидовича Сабанеева (1881-1968) связывается обычно с именем великого новатора музыки XX века Александра Николаевича Скрябина. Можно сказать даже и так: не окажись Сабанеев в сфере влияния музыки и самой личности Скрябина, он никогда не поднялся бы выше обычного уровня представителей московских музыкальных критиков, группировавшихся вокруг Ю. Энгеля и В. Держановского, возглавлявшего еженедельник «Музыка». Именно благодаря миру идей и миру музыки Скрябина Сабанеев выдвинулся в первые ряды современной ему музыкальной критики, став во многом единомышленником одного из самых проницательных ценителей новаторских течений в музыке XX века - Вячеслава Каратыгина.
       Как и Каратыгин, Сабанеев тяготел к новейшим течениям и явлениям в современной музыке, но принимал (и понимал) их далеко не все. Точнее, он принимал только Скрябина, в котором непререкаемо видел гегемона мирового музыкального искусства. Сабанеев так и не сумел выйти за пределы очерченного им для себя «скрябинского» круга, а потому резко отрицал творчество И. Стравинского и С. Прокофьева (не вторя ли тут самому Скрябину?).
       Путь Сабанеева к Скрябину лежал в известной мере через школу Танеева, которую они оба прошли. Но Скрябин, сохраняя величайшее уважение к Танееву - человеку, резко порвал с его художественным миром. Для Сабанеева это оказалось невозможным, он был слишком тесно связан с московской средой, где долгое время жили только Чайковским, а из новых тяготели к Рахманинову и, меньше, к Метнеру.
       Итак, «прорыв» Сабанеева к новой музыки носил односторонний характер: только Скрябин. Открывший новые горизонты в музыкальном искусстве композитор создал критика по преимуществу одной темы. Тонкий, наблюдательный, остроумный критик, имевший солидную базу теоретика и композитора танеевской школы, пианиста школы П. Шлёцера, развивший свой аналитический ум на математическом факультете Московского университета, Сабанеев создавал большой цикл оригинальных работ о Скрябине - статьи, посвященные отдельным произведениям и проблемам творчества («Прометей», «О звукоцветовом соответствии», «К вопросу об акустических основах гармонии Скрябина», «Божественная поэма А. Н. Скрябина», «7-я соната Скрябина», «Три последние сонаты Скрябина» и др.), а также две книги: «Скрябин» (М., 1916) и «Воспоминания о Скрябине» (М., 1925).
       В музыковедческой литературе довольно значительна группа критиков, находящихся в оппозиции к Сабанееву и даже применяющих термин «сабанеевщина». Начало положила вдова Скрябина Т. Ф. Шлёцер, отвергнувшая первую книгу Сабанеева. В то же время налицо неоспоримый факт присутствия во всех работах о Скрябине ссылок на Сабанеева (часто без указания источника). Лучше понимают Сабанеева молодые музыканты, которые отдают дань его феноменальной памяти, позволившей запечатлеть непосредственные суждения Скрябина о своем творчестве, своих идеях, о том или ином произведении, о светомузыке (в парижской Национальной библиотеке хранится единственный экземпляр «Прометея», где строка «Luce» расшифрована частично самим Скрябиным, а частично - по указаниям Сабанеева). Работы критика есть своеобразное зеркальное отражение слов и суждений самого Скрябина.
       Не случайно Н. Я. Мясковский, отнюдь не друг Сабанеева, писал о его книге «Скрябин»: «Это самое существенное, крупное и интересное, почти исчерпывающее (в смысле освещения), что о нем было написано. Книга умная, очень основательная, справедливая и лишь местами соскальзывающая в какое-то полемическое захлебывание ... Что на нее могли накинуться и по поводу ее скандалить - вполне понимаю: отброшен фетишизм, что только увеличивает достоинства книги».
       Как композитор Сабанеев сейчас совсем неизвестен. А ведь Танеев находил у него «большой талант». Опубликовано немногое: «Мелодия» для скрипки и фортепиано, op. 18, романсы на стихи К. Бальмонта и А. Апухтина, фортепианные пьесы, op. 12, 14, 16.
       Соната для фортепиано, op. 15 (1924) посвящена Сабанеевым памяти Скрябина и является самым значительным его произведением.
       Трагически бурный характер Музыки Сонаты несет в себе отголоски последних скрябинских опусов. Об этом свидетельствуют сложная, ультрамногозвучная гармония, полифоническая и фигуративная насыщенность, своеобразие фортепианной фактуры, ставящей перед пианистом значительные технические трудности. Соната одночастна, и границы ее разделов определяются строками из стихотворного текста к «Предварительному действу» Скрябина:

Я радость светлая Последнего Свершения,
Я в белом пламени сгорающий алмаз.
Я - несказанное блаженство растворенья,
Я - радость Смерти, я - свобода и экстаз...
......................
Вот она, в растворении сладостном твердь!
В нашей пляске живой, к нам грядущая смерть!
......................
Все мы влюблены,
Ток, устремленный
От мига к вечности, в путь к бесконечности.
Там, как на каменном,
Творчеством пламенным
Лик Твой Божественный
Запечатлеть.
......................
Зажгись, священный храм, от пламени сердец!
Зажгись и стань святым пожаром!
Смесись блаженно в нас, о, сладостный отец,
Смесись со смертью в танце яром!
......................
Родимся в вихрь!
Проснемся в небе!
Смешаем все чувства в волне единой!
И в блеске роскошном
Рассвета последнего,
Являясь друг другу в красе обнаженной
Сверкающих душ,
Исчезнем...
Растаем...
......................
Ты будешь, как сумрак, объятый дремой,
А вскоре, изгаснув, ты станешь и тьмой.

Ольга ТОМПАКОВА
Мемориальный музей А. Н. Скрябина